Сергей Бах "Codec"
Чайковский, Вагнер и пубертатный период.

Эпиграф.

  «Этот период называют пубертальным или пубертатным, отрочеством или переходным, половое созревание и т.д. Интересен тот факт, что этот период в жизни каждого человека выделяется только у цивилизованных людей. Проводившиеся в племенах наблюдения показали, что для них проблемы переходного возраста почти (выделение Codec-a) не существует. Прежде всего, нужно отметить, что возраст этот сложен не потому, что «заиграли гормоны», здесь более сложная философско-экзестенциальная подоплека» (с)
Справочник по детской психологии.

Часть первая. Петербуржская история.

До сих пор не понимаю, как я оказался на этом стуле, одиноко стоящим у стены. Я кусал вкусную питерскую баранку, куда-то шагал по квартире, о чём-то задумался, просто присел на этот стул. Даже не слышал дверного звонка, а только понял, что кто-то пришёл по голосам, доносившимися из прихожей. Первым был голос хозяйки квартиры, моей родной тёти, строгой женщины лет пятидесяти, а второй голос тоже женский был мне не знаком.

Пятнадцати лет отроду я, практически, случайно оказался в этой квартире на Невском проспекте, куда недавно переехала моя тётя, и мы с отцом были её первыми иногородними гостями. Этот стул из старой мебели так же был случаен в этой квартире и лишь из-за недостатка новой мебели мог ещё некоторое время облокачиваться на совершенно голую, обклеенную жуткими высокохудожественными обоями, стену.

Итак, я сидел, как расстрелянный у стены и задумчиво жевал свою баранку, когда в комнату вошла она.

Она вошла в комнату и говорила, а скорее, что-то по-женски щебетала, обернувшись вполоборота, обращаясь к тёте, приглашающей её в комнату. И меня она, конечно, не заметила, не заметила она меня даже, когда они обе оказались в комнате и, она, уже полностью обернувшись к тёте, восторженно, восклицаниями, говорила:
— Я так давно не была в консерватории! Наталья Борисовна! Это-то что-то шедевральное — симфонический оркестр! Весь вечер играл Чайковского — нечеловеческая музыка! Пусть Ленин говорил про Баха…
— Про Бетховена, — автоматически поправляла тетя.
— Какая разница! Наталья Бо… — она вдруг увидела меня, — а это кто?
Я напряжённо застыл с надкусанной баранкой в правой руке.

Ещё только когда я начал понимать, о чём шла речь в их разговоре, я почему-то ощутил, что она лучилась вся и свет этот, исходящий из неё, несомненно, был музыкой Чайковского. Как я её тогда, эту музыку, представлял.

Запах духов, заполнивший помещение, её внешний вид утончённого лоска тридцатилетней, уверенной в себе женщины, мелодичный голос, светлые, мудрено уложенные причёской волосы поразили меня так, что я просто забыл, что сижу на фоне высокохудожественных обоев с баранкой в руке, да, ещё живописно надкусанной. Поэтому я, конечно, не понял, почему она прыснула в кулак.
Когда она ещё заходила в комнату, я разглядел на спине её шёлковой тёмно-коричневой блузки выступ застёжки бюстгальтера и то ли я, то ли моё воображение уверено уже рисовали форму всего этого предмета женского туалета, и даже его, безусловно, то ли просвечивающийся через блузку, то ли придуманный мною белый цвет.
Когда она, улыбаясь, смотрела на меня, от её тела излучающего Чайковского в моём организме бушевал Вагнер. Я отчётливо слышал звуки полного симфонического оркестра, уверенно берущего первые аккорды «Полёта валькирий». Куда там Френсису Копполе со своими вертолётами в «Апокалипсисе»!

Она подошла, протянула руку и что-то сказала мне, представляясь первой, те вертолёты из «Апокалипсиса» дали длинную очередь из своих крупнокалиберных пулемётов. Каждая пуля попадала в меня и каждая была — разрывной, я чувствовал это своими перевёрнутыми внутренностями, несколько зарядов попало мне в колени, и я не мог подняться с проклятого стула.

Apocalypse Now. Richard Wagner. Ride Of The Valkyries.

— Серёжа, — сидя с набитым баранкой ртом, ответил я, не пытаясь даже привстать со своего места расстрела. Я её не слышал, в голове звучал Вагнер.

Она села на диван, напротив моего взорванного уже вторым залпом ракет организма и оживлённо беседуя с тётей, непроизвольно или специально раздвигала ноги, так, что со своего места я уже точно мог определить цвет её нижнего белья, как белый.
Не помню, как я отмучился, она ушла, симфонический оркестр, исполняющий Вагнера, замолчал, а вертолёты Копполы улетели, полностью расстреляв свой боезапас.

* * *

На следующий день, когда тётя ушла по делам, в квартире раздался звонок, это была она, только сегодня в белой просвечивающей блузке и, заняв своё место на диване, невинно спросила:
— А где Наталья Борисовна?
— Она ушла на весь день, вечером только будет, — ответил я.
— Тогда, я её здесь подожду, — смотря мне пристально в глаза, сказала она и расстегнула верхнюю пуговицу на своей белоснежной блузке, секунду спустя, медленно — вторую. А под плотным материалом чашечек бюстгальтера угадывались напряженные соски на её груди.

Часть вторая. Африканская история.

* Примечание. Или полинезийская история, возможно амазонская или где ещё сейчас проживают первобытные, наблюдаемые учёными племена?

Я родился в конец сезона дождей, в унылый пасмурный день, когда племя дало мне моё первое имя — Серый Дождик. С тех пор прошло пятнадцать разливов Большой Реки и вчера меня посвящали в Охотника и Мужчину. Священным ножом из бивня чёрного носорога шаман на моём плече должен был сделать надрез знака нашего племени, резал он больно, оставляя края раны рванными, что бы потом шрамы на коже были видны до смерти.
Надо было не закричать и не скривиться, показать себя человеком, достойным Большой Охоты, не боящимся боли. Мне это не удалось.
Когда моё плечо резал шаман, я ругался и кричал, угрожал всем джунглям и каждому зверю и дереву в отдельности, племя, обступившее место посвящения смеялось и подзадоривало меня хлопками в ладоши и топотом ног. Они первый раз услышали, казалось бы знакомые слова, но в такой последовательности и тональности, которые не оставляли сомнения в том, что я употребляю их в целях отмщения всей природе.
Но, я не заплакал и не потерял сознания во время всей экзекуции, и поэтому подбежавшей ко мне Землянике, с листьями алоэ в руках, не было за меня стыдно, когда она заботливо прикладывала растение к моему плечу.

Вместе со мной испытание проходил мой соплеменник и единственный на тот разлив Реки ровесник — Бьющий Хвостом Осётр. Дали ему это имя из-за того, что родился он на берегу реки, когда его мать ходила за водой.
Благодаря своему имени или тому, что вообще он не любил и не умел хорошо говорить, Осётр вытерпел посвящение молча, не кричал, лишь предательская одна слезинка скатилась по его щеке, но большинство охотников предпочли не заметить этого, понимая и вспоминая свои посвящения в Мужчин.

В этот день люди племени только и обсуждали, что мои чудаковатые описания природы, удивляясь такому множеству новых открывшихся для них понятий, и поражаясь, например, как это чёрная медведица могла родить рыжего шакала, да ещё не так, как всегда, а через задний проход. Люди пытались запомнить обороты той пламенной речи, повторяя, и переспрашивая друг друга показавшиеся им невероятными, но поразительно убедительно описанные некоторые моменты из жизни дикой природы.
Даже стойкое поведение Осётра на посвящении отошло на второй план и кроме его близких родственников никем почти в разговорах не упоминалось.
Это обстоятельство и привело к тому, что случилось через столько дней, сколько пальцев на руках у человека, когда я и Бьющий Хвостом Осётр, оправившись от ран, оставленных священным ножом, вышли из своих хижин на последнее второе испытание.

Хотя шаман и старшие люди называли это «испытанием» для Мужчины, все, кто был помоложе, только лыбились при упоминании этого обязательного действия, которое должен был пройти любой Мужчина нашего племени — выбора себе жены.

На Большой Совет племени нас пришло трое. Я, Осётр и опытный охотник Хитрый Бук, получивший это уже второе имя из-за того, что лучше всех мог маскироваться на охоте, подпуская дичь к себе на половину расстояния полёта стрелы. Недавно он потерял жену в лапах голодного медведя и теперь на правах уже давно состоявшегося мужчины и охотника был вправе выбрать себе другую, из многих женщин племени, подругу для ведения своего очага.

Ничего неожиданного для себя я не видел на этом Совете. Мои отношения с Земляникой, дочерью Великой Белой Женщины, были давно и хорошо известны всему племени, и мой выбор был предопределён.
Хитрый Бук, как полагали многие, выберет хозяйственную со многими уже детьми и широкими бёдрами, готовую рожать ещё, опытную вдову недавно умершего вождя — Громовую Птицу, что придаст ещё более к нему уважительное отношение, и он встанет на ступеньку выше во властной структуре нашего племени.
Оставалась единственная интрига на совете — выбор молчаливого, скрытного Осетра, из-за чего волновалась вся женская часть племени, бывшая сейчас на Совете и прикрашенная ожерельями из ракушек на груди и красной глиной на лице, долженствующим образом оттеняющая нежную коричневую кожу гладких щёк претенденток на очаг Осетра.

Понимая, что в этом вопросе от меня не дождаться ничего особого и неожиданного, Вождь вызвал меня первым встать перед лицом племени.
— Кого ты, Серый Дождик, готовый получить второе имя Мужчины, можешь содержать и хочешь получить в жёны сейчас, доказать это в своей хижине мужским естеством, испустив свой живородящий нектар в лоно избранницы. Покажи нам всем, кто она?
— Земляника, — ответил я, смотря в строгие, на такой важной церемонии, глаза Вождя.
Было слышно откуда-то сбоку, как подруги Земляники принялись поздравлять её.
Я обернулся на девушку, она стояла, выделяясь белизной кожи среди подружек, призывным взглядом смотрела на меня, а под бусами угадывались напряженные соски на её груди.

Я стоял обуреваемый, какими-то ранее не понятными мне чувствами, которые выражались в моей голове не слышными для других звуками.
Звучало много всяких, причудливо сделанных из дерева странных, так мне представлялось, предметов на которых были натянуты нити и по этим нитям кто-то водил тонкой прямой веточкой, другие невероятные блестящие, круглые похожие на Солнце «горшки» издавали с чем-то согласующиеся с первыми, протяжные, но красивые звуки.
И всем этим руководил машущий руками, почти весь в чёрном, стоящий на подставке, человек.
Я вспомнил мать Земляники и её удивительные рассказы с напевами того, что я сейчас так явственно услышал и даже увидел. Мне пришло на память непонятное длинное и непроизносимое на нашем языке слово «Чайковский» и я не мог понять, как это слово вызвало в моей голове такое видение и как, вообще, я умудрился его вспомнить.
Я забыл, где я стою и что делаю. Чудесные звуки резали моё тело не хуже ножа из бивня чёрного носорога.
Поэтому я не услышал, как сделавший шаг вперёд Хитрый Бук произнёс на вопрос Вождя не ожидаемое от него «Громовая Птица», а — «Земляника»
Бьющий Хвостом Осётр не стал оригинальничать на этом, похожим на бред, Совете и произнёс под непрекращающийся и возбуждённый гул племени то же самое — «Земляника»

Часть 3. Диссертация.

Большие Белые Люди пришли в наше племя давно, когда меня ещё не было. Они выглядели очень необычно и с трудом нашли объяснения для старейшин, что не хотят с нами войны, не претендуют на территорию для охоты, а еда у них своя и они готовы ей угостить всех желающих. Улыбками и некоторой своей неуклюжестью, медленными движениями они убедили народ в своём миролюбии и безопасности для охотников и женщин. Бывшие с ними проводники и носильщики из дальних племён, о которых мы знали, но редко с ними встречались, убедили нас, что с Белыми чудными Людьми выгодно сотрудничать.
Эти проводники говорили непонятное, что Белые Люди являются племенем, изучающим окружающий мир. И называются они на их языке «учёные», причём добавляли длинное непонятное слово «натуралисты».

Вот среди них и была Великая Белая Женщина, которая первой выучила наш язык, стала понимать нас, научила наших женщин многому тому, что очень облегчило жизнь племени. Даже охотникам она давала дельные советы по устройству хитроумных ловушек для зверья, смеясь, называя эти ловушки «фенимор купер»

Настало время и, собрав множество своих коробок и вещей, нагрузив на спину смешные мешки, люди из племени «учёных» ушли, оставив Белую Женщину у нас.
Она объяснила всем, что составляет о нас сложный рассказ, который невозможно выговорить на нашем языке и называется он «диссертация», поэтому остаётся среди нас до следующего разлива реки, после чего за ней придут Белые Люди.

Но, они не пришли. В далёком мире что-то случилось, и про Женщину забыли или не смогли найти.

Через некоторое время у неё родилась девочка — от одного из ушедшего Белого, как шептались в племени. Женщина натирала девочку чем-то таким хорошо пахнущим, что стали звать её — Ароматная Земляника.

Я был чуть старше Ароматной и с детства пропадал с ней в джунглях, у реки или в хижине её матери. Хотя хижиной, нельзя было назвать то строение, что с помощью мужчин, соорудила себе Великая Белая Женщина.

Я ловил змей, из кожи которых делал разноцветные ожерелья, они очень красиво смотрелись на белом теле Земляники, а когда мы подросли, ей очень нравились мои слова, когда я их подбирал из названий окружающих джунглей, сравнивая её то со стройной пальмой, то с журчаньем ручейка.

Ещё маленькой девочкой она безапелляционно с надутыми губами объявила мне, что только её я буду должен выбрать в жёны, когда придёт время. На что я охотно соглашался. Это время пришло, но никто не мог предвидеть того, что произошло на Большом Совете.

* * *

Если поведение Бьющего Хвостом Осетра можно было объяснить местью мне его родственников за данное на первом посвящении представление, то непрактичное желание Хитрого Бука удивило всё племя. Где это видано, что бы Охотник, у которого погибла жена, брал в подруги неопытную, без детей и хозяйства девушку?
Даже Вождь выглядел растерянным, а племя, превратившееся на это время в толпу, разделившись на мелкие группы, жарко и громко спорило о сложившейся, казавшейся такой формальной сначала, ситуации. Крики нарастали, Вождь дал сигнал барабанщикам и те ритмично ударили большими твёрдыми дубинками в полые брёвна перед ними. Ритм и громкость ударов плавно, но быстро нарастали, пока не стали походить на тревожные и опасные звуки, необъяснимые чувствами человека.
Народ притих, Вождь встал со своего места, кивнул старейшинам, и они скрылись в хижине Круга для совета уже только между собой.

Земляника подбежала ко мне, потеряно смотря мне в глаза. На её щеках были видны две маленькие слезинки, она прижалась ко мне и недоумённо и зло бросала взгляды на неподвижно стоящих моих соперников.

Бьющий Хвостом Осётр прятал глаза, более опытный Хитрый Бук безразлично разглядывал девушку в моих объятиях, а люди вокруг снова начали, уже тише и без эмоций, высказывать друг другу свои мнения.

Я никогда не думал, мне просто не приходило в голову, что я могу так просто потерять свою Землянику. Всё было так давно оговорено, всё было так всем понятно, что о законах на Большом Совете никто всерьёз не думал, касательно нашей с Земляникой ситуации.
Если бы я жил в другом мире наше законное право быть вместе предполагалось «по умолчанию», но на Большом Совете Охотники и Мужчины высказывают не только свои мнения и мысли, но планы и желания, которые, могут, оказывается таким причудливым образом переплестись в неразрешимое условие задачи.

Из хижины Круга сначала вышли старейшины, вслед за ними Вождь с каким-то незнакомым предметом в руках. Он оглядел притихнувшее племя, поднял предмет над головой и сказал:
— На вопрос, кому достанется в жёны Ароматная Земляника, ответит её мать — Великая Белая Женщина.
Люди недоумённо зашептались, я даже вздрогнул — все знали, что Белая Женщина давно умерла от какой-то неизвестной болезни и как она могла, что-то высказать на Совете никому было не понятно.
Земляника мельком посмотрела на предмет в руках у Вождя и легонько улыбнулась.
Я не мог хорошенько разглядеть, что держал над головой наш Вождь.
Вождь подошёл к одному из полых брёвен, которые только что использовались для установления порядка, и положил на него таинственный предмет.

И тогда я узнал эту вещь. Это были многочисленные белые листья, как-то скреплённые между собой, по которым мать Земляники часто водила короткой палочкой, оставляющей на этих листьях диковинные узоры, а иногда и рисунки.
— Диссертация, — взволнованно прошептала мне в ухо Земляника.

Вождь молча, сосредоточённо и медленно перелистывал испещренные узорами листы, люди совсем замолчали, они вытягивали шеи, стараясь разглядеть нанесённые Великой Женщиной знаки, и иногда даже узнавали рисунки ловушек, которые она показывала Охотникам, когда пыталась объяснить им устройство очередного капкана.
Благоговейная тишина повисла над деревней, и только шелест переворачиваемых листов был слышен на Совете.

Наконец Вождь нашёл, что искал.
— Вот, — сказал он, — это нарисовала она!
Он поднял раскрытые листы над головой, и все увидели изображённых на одном из них белую девочку и меня. На этом рисунке мы стояли, взявшись за руки и никакого сомнения в том, что это мы — не было. Ароматную Землянику с моим ожерельем из змеиных кож невозможно было перепутать ни с кем, а на груди человека, изображённого рядом с ней был тщательно и аккуратно прорисован родовой амулет, изображающий в правой верхней части мой личный знак Серого Дождика.

Дальше никому ничего не пришлось объяснять и говорить. Бьющий Хвостом Осётр глубоко вздохнул, и внимательный Охотник заметил бы, что сделал он это даже с некоторым облегчением, а Хитрый Бук подскочил к Громовой Птице и что-то быстро и негромко пытался объяснить нахмурившейся женщине.

Я и Земляника ещё стояли как вкопанные, она продолжала обнимать меня, не в силах отцепится, а Вождь строго, но с какой-то скрытой усмешкой посмотрел на нас, а всему племени громко сказал:
— Теперь Серый Дождик может вести избранницу к своему очагу.
Племя одобрительно загудело.
Барабанщики схватили свои палки и начали отбивать гулкими ударами медленный ритм.
Я на задрожавших ногах сделал первый шаг.

Часть 4. Вагнер.

Я сделал первый шаг и чуть не упал. Ароматная так и не разомкнула своих объятий, она растерялась, и мы чуть не свалились на утрамбованную землю площадки Совета. В толпе раздались женские смешки, а Охотники не смогли скрыть усмешки.
— А он нетерпеливый, надо посмотреть каким он ещё Охотником станет, — громко пошутили в толпе.

Гул равномерных ударов, одобрительные шутки улыбающихся соплеменников, фигура Вождя неожиданно начали расплываться в моём сознании, и я снова увидел человека на возвышении, одетого в чёрное.
Отстранившись от всего, и всем телом чувствуя рядом только Ароматную Землянику, которая взяла меня за руку, я сделал второй шаг.
Человек в чёрном поднял руки, замер на напряжённое мгновение — в моём сознании наступила полная звенящая тишина. Я ощутил вокруг себя огромное пространство закрытого высокого просторного помещения, которого я раньше просто не мог представить, но сейчас явственно ощущал по непонятной и гудящей тишине в ушах.
Человек взмахнул руками, я сделал третий шаг.
Моя голова окуталась тревожными громкими торжественными звуками, я оглянулся на Землянику, она твёрдой походкой шла рядом, высоко подняв голову, и загадочно, как мне показалось, улыбаясь.

Ни на что не похожие звуки, издаваемые множеством волшебных предметов, равномерно наращивали темп и громкость. Мы, взявшись за руки, медленно шли на глазах у всех к нашей хижине.

Моя голова разрывалась от невозможности происходящего, оттого, что я могу услышать такое невыносимое для себя сочетание звучаний всех этих не существующих в моём мире вещей, но моё тело, благодаря Землянике рядом, было лёгкое, готовое взлететь вслед тем каким-то высоким, как будто раздающимся с неба звукам.

Мы вошли в хижину. Земляника опустила полог, и мы остались вдвоём. Она взяла мою руку и положила себе на грудь. А в моей голове раздался голос на гортанном языке Великой Белой Женщины. Темп и громкость звуков ещё усилились, отодвигая от меня, казалось, даже воздух, оставляя меня наедине только с ней — с моей Земляникой и больше уже ничего не существовало в этом мире. Не было джунглей, Совета, Вождя и Хитрого Бука.
Не существовало ничего, никакого даже мира не было, это был обман и наваждение.
Были только мы с Земляникой, эти мои звуки в голове и властный глубокий голос Великой Белой женщины.

С моими конвульсиями обладание Земляникой закончилось, как прекратились и те несуществующие, но чарующие звуки, руководимые человеком в чёрном на возвышении. Он же застыл с поднятыми руками, а в это время мир медленно и как-то неохотно возвращался ко мне. Земляника лежала рядом со мной, уткнувшись мне в плечо, от неё приятно пахло, как когда-то в детстве, которое сегодня нас навсегда покинуло.

* * *

Расстегнула верхнюю пуговицу на своей белоснежной блузке, секунду спустя, медленно — вторую, при этом пристально смотря мне в глаза. Я медленно встал и хотел сделать первый шаг. Вчерашний Вагнер унёсся куда-то за тысячи километров.
Под ногами я с удивлением ощущал не паркет старого дома на Невском, а утрамбованную землю небольшой площадки, вокруг которой стояли, молча смотрящие на меня, чернокожие люди с удивительно чистыми белками глаз. В моей голове кто-то гулко, как на больших барабанах, выбивал медленный ритм или это стучала кровь в висках?
Я сделал первый шаг.

И почувствовал рядом с собой девушку, поразительно напомнившую мне Аню Земляникину, в которую я был, кажется, влюблён тогда. Я явственно ощущал в своей руке её руку.
Женщина на диване улыбнулась мне, я хотел сделать второй шаг, но споткнулся на задрожавших ногах и растянулся прямо в пыль утрамбованной многими босыми ногами земли. Я готов был поклясться, что подножку мне дала Земляникина, хотя была она сейчас совсем в другом городе.
В прихожей раздался звонок.
Я быстро встал, и ловко занял своё обычное место на одиноком стуле, у стены.
Женщина вздохнула, застегнула пуговицу и пошла открывать.
А я вдруг почуял тепло возле правого плеча, несмелое дыхание над ухом, прикосновение нежных губ, приятный запах детского мыла и уловил почти неслышные слова:
— Спасибо тебе, Серый Дождик, ты стал настоящим мужчиной.

< < < вернуться на содержание

Оставить сообщение автору.

---

.	.	.	mail: sbcodec@yandex.ru
			Текст опубликован 27 октября 2011г.